Израиль - вчера, сегодня, завтра - главная страница
карта сайта  карта сайта   о проекте Мегаполис  кто мы   e-mail  почта  
Израиль - вчера, сегодня, завтра - Главная страница
 

   Главная Наш Израиль История Холокост





Наш Израиль

История
Тора
Иудея
Изгнание
Холокост
Нам-50

Общество
Религия
Культура
География
Туризм
Экономика







История Еврейского Народа. Холокост

  • Киев, Бабий Яр
  • Как погибла женщина-врач
  • Убийство евреев в Бердичеве
  • Сироты
  • В Варшавском гетто
  • Анна Франк
  • Шесть миллионов обвиняют
  • Шесть миллионов обвиняют (Продолжение)

    Убийство евреев в Бердичеве

    Прощайте! — отвечали те, что стояли над ямой.
    Страшные вопли оглашали воздух: выкрикивались родные имена, раздавались последние напутствия.
    Старики громко молились, не теряя веру в Б-га даже в эти страшные часы, отмеченные властью дьявола. В этот день, 15 сентября 1941 года, на поле, вблизи бердичевского аэродрома, были убиты двенадцать тысяч человек. Подавляющее большинство убитых это женщины, девушки, дети, старухи и старики.
    Все пять ям были полны до краев, — пришлось навалить поверх холмы земли, чтобы прикрыть тела. Земля шевелилась, судорожно дышала. Ночью многие из недобитых выползли из-под могильных холмов. Свежий воздух проник через разворошенную землю в верхние слои лежавших и придал силы тем, кто был только ранен, в ком сердце еще продолжалось биться, вернул сознание лежащим в беспамятстве. Они расползлись по полю, инстинктивно старясь отползти подальше от ям, большинство из них, теряя силы, истекая кровью, умирало тут же на поле, в нескольких десятках саженей от места казни.
    Крестьяне, ехавшие на рассвете из Романовки в город, увидели: все поле покрыто мертвыми. Утром немцы и полиция убрали тела, добили тех, кто еще дышал и вновь закопали их.
    Трижды за короткое время земля на, могилами раскрывалась, вздымаемая изнутри, и кровавая жидкость выступала через края ям, разливалась по полю. Трижды сгоняли немцы крестьян, заставляли их наваливать новые холмы над огромными могилами.
    Есть сведения о двух детях, стоявших на краю этих раскрытых могил и чудом спасшихся.
    Один из них - десятилетний сын инженера Нужного Гарик. Отец его, мать и младшая сестра были казнены. Когда Гарик вместе с матерью и сестренкой подошел к краю ямы, мать, желая спасти сына, закричала:
    — Этот мальчик русский, он сын моей соседки, он русский,русский!
    Голоса других обреченных поддержали ее:
    — Он русский, он русский! — кричали они.
    Эсэсовец оттолкнул мальчика. До темноты он пролежал в кустах у дороги, а затем пошел в город на Белопольскую улицу, в дом, где он прожил свою маленькую жизнь.
    Он вошел в квартиру Николая Васильевича Немоловского, товарища отца, и, едва увидев знакомые лица, упал в припадке, захлебываясь слезами.
    Он рассказал, как были убиты его отец, мать, сестра, как мать и незнакомые люди, из которых уже никого нет в живых, спасли его. Всю ночь рыдал он, вскакивая с постели, порываясь вернуться к месту казни.
    Десять дней скрывали его Немоловские. На десятый день Немоловский узнал, что среди 400 ремесленников и мастеров-специалистов оставлен в живых брат инженер Нужного. Он пошел в фотографию, где работал Нужный, и сообщил, что племянник его жив.
    Нужный ночью пришел повидаться с мальчиком. Когда Немоловский описывал пишущему эти строки встречу Нужного, потерявшего всю свою семью, с племянником, он разрыдался и сказал: "Это нельзя рассказать".
    Через несколько дней Нужный пришел за племянником, забрал его к себе. Судьба обоих была трагична — при следующем расстреле были казнены и дядя, и племянник.
    Вторым, ушедшим от места расстрела, был десятилетний Хаим Ройтман. На его глазах были убиты отец, мать и младший братик Боря. Когда немец поднял автомат, Хаим, стоя на краю ямы, сказал ему: "Смотрите, часики!" и указал на блестевшее неподалеку стеклышко. Немец наклонился, чтобы поднять часы, мальчик бросился бежать. Пули немецкого автомата продырявили ему картузик, но мальчик не был ранен, - он бежал до тех пор, пока не упал без памяти. Его спас, спрятал и усыновил Герасим Прокофьевич Остапчук. Таким образом, пожалуй, он единственный из тех, кто был приведен на расстрел 15 сентября 1941 года, но сохранился в живых до прихода Красной Армии.
    После этого массового расстрела евреи, бежавшие из города в деревни, и жители окрестных местечек, где происходило в это время поголовное избиение еврейского населения, пришли спасаться в опустевшее гетто. Кто-то убеждал их, что здесь, на специально отведенных для евреев улицах, они избегнут смерти. Но вскоре снова сюда пришли немцы и полицейские, и начались новые кровавые бесчинства.
    Маленьким детям разбивали головы о камни мостовой, женщинам отрезали груди. Свидетелем этого избиения был пятнадцатилетний Лева Мильмейстер;
    он бежал от места расстрела, раненный в ногу немецкой пулей.
    В двадцатых числах октября 1941 года начались облавы на тех, кто тайно проживал в запретных для евреев районах города. В этих облавах участвовали не только немцы, но и полицеские, им помогали добровольцы-черносотенцы.
    К 3 ноября в древний монастырь монашеского ордена босых кармелитов, стоящий над обрывистым берегом реки и окруженный высокой и толстой крепостной стеной, были согнаны 2000 человек. Сюда же были приведены и те 400 человек специалистов со своими семьями, которых Редер и Каролюк отобрали во время расстрела 15 сентябя 1941 года. 3 ноября согнанным в монастырь людям было предложено сложить на пол, на специально очерченный круг, все имеющиеся у них при себе драгоценности и деньги. Немецкий офицер объявил, что утаивших ценности не расстреляют, а они будут заживо закопаны в землю.
    После этого стали выводить партиями по 150 человек на расстрел. Людей строили парами и грузили на машины. Сперва были выведены мужчины, около 800 человек, затем женщины и дети. Некоторые заключенные в монастырь, после страшных избиений, мучений, голода и жажды, после четырех месяцев немецкого палачества, после потери близких, были настолько душевно убиты, что шли на смерть, как на избавление. Люди становились в смертный черед, не стараясь еще на лишний час или два отсрочить миг смерти.
    В докладной записке юриста И.М.Леензона, побывавшего в Одессе в мае 1944 года, сказано, что количество истребленных евреев в городе Одессе составляет около 100 тысяч человек.
    Лев Рожецкий, ученик 7-го класса 47-й одесской школы, сочинил очерки, песни и стихи, в большинстве случаев в уме, но кое-что записывал на клочках бумаги, на дощечках, на фанере. "Конечно, это грозило мне смертью, но я написал две антифашистские песни "Раскинулось небо высоко" и "Нина" (памяти женщины, сошедшей с ума). Иногда мне удавалось читать свои стихи моим товарищам по несчастью. Как мне было отрадно, когда сквозь стоны и слезы люди пели мои песни, читали стихи". Рожецкий рассказывает, как его избили до полусмерти за то, что нашли у него стихи Пушкина. "Хотели убить, но не убили".
    Юноша, почти мальчик, он побывал во многих лагерях смерти и подробно описал их. По его очеркам мы ясно представляем себе весь этот ад — цепь лагерей от Черного моря до Буга: Сортировочная, Березовка, Сиротское, Доманевка и Богдановка. "Я хочу, - пишет Рожецкий, — чтобы с особой ясностью запечатлелась каждая буква этих названий. Эти названия нельзя забыть. Здесь были лагеря смерти. Здесь уничтожались фашистами невинные люди только за то, что они евреи".
    Число убитых в Домневке евреев дошло до 15 тысяч, в Богдановке было убито 54 тысячи евреев. Акт об этом составлен 27 марта 1944 года представителями Красной Армии, властей и населения.
    "11 января 1942 года маму, меня и маленького брата Анатолия, только что вставшего после тифа, выгнали на Слободку. В три часа ночи нас позвали.
    Был жестокий мороз, снег по колено. Много стариков и детей погибло еще в самом городе, на окраине его, на Пересыпи под завывание пурги. Немцы хохотали и снимали нас фотоаппаратом. Кто мог дошел до станции Сортировочная. На пути дамба была взорвана. Образовалась целая река. Вымокшие люди замерзали.
    На станции Сортировочная стоит состав. Никогда не забуду картины: по всему перрону валялись подушки, одеяла, пальто, валенки, кастрюли и другие вещи.
    Замерзшие старики не могут подняться и стонут тихо и жалобно. Матери теряют детей, дети — матерей, крики, вопли, выстрелы. Мать заламывает руки, рвет на себе волосы: "Доченька, где ты?" Ребенок мечется по перрону, кричит: "Мама!"
    В Березовке со скрипом растворяются двери вагона, и нас ослепляет зарево огня. пламя костров Я вижу, как объятые пламенем мечулся люди. Резкий запах. Это жгут живых людей.
    Это душегубство совершалось у станции Березовка.
    Внезапно сильный толчок, и поезд медленно движется дальше, все дальше от костров. Нас погнали умиpaть в другое место.
    О Доманевке Рожецкий говорит, что она занимает среди лагерей смерти "почетное место" Он описывает ее подробно.
    Доманевка кровавое, черное слово. Доманевка - центр смертей и убийства Сюда пригнали на смерть тысячные партии. Этапы следовали один за другим. беспрерывно. Из Одессы нас вышло три тысячи человек, а в Доманевку дошла маленькая кучка. Доманевка районный центр, небольшое местечко. Вокруг тянутся холмистые поля. Вот лесок, красивый, небольшой лесок. На кустарниках, на ветках до сих пор висят лохмотья, клочки одежды. Здесь под каждым деревом могила... Видны скелеты людей"
    На середине Доманевки находились две полуразрушенные конюшни под название "Горки". Даже в Доманевском гетто это было самое страшное место.
    Из бараков не выпускали, грязь но колено, тут же скапливались нечистоты. Трупы лежали, как в морге. Тиф. Дизентерия. Гангрена. Смерть.
    "Из трупов постепенно образовывались такие горы, что страшно было смотреть. Лежат в разнообразных позах старики, женщины. Мертвая мать сжимала в объятиях мертвого ребенка. Ветер шевелил седые бороды стариков.
    И как я тогда не сошел с ума? Днем и ночью сюда со всех сторон сбегались собаки. Доманевские псы разжирели, как бараны. Днем и ночью они пожирали человеческое мясо, грызли человеческие кости. Смрад стоял невыносимый. Один из полицейских, лаская пса, говорил: "Ну что. Полкан, наелся жидами?"
    В 25 километрах от Доманевки на берегу Буга расположена Богдановка. Аллеи прекрасного парка ведут здесь ко рву, яме, где нашли себе могилу десятки тысяч человек.
    "Смертников раздевали донага, потом подводили к яме и ставили на колени, лицом к Бугу. Стреляли только разрывными пулями, прямо в затылок. Трупы сбрасывались вниз. На глазах мужа убивали жену. Потом убивали его самого".
    Свиносовхоз "Ставки" стоял, по выражению Рожецкого, "как остров в степной пустыне". Те, которые уцелели в "Горках", нашли свою гибель в "Ставках".
    Здесь загнали людей в свиные закуты и держали в этих грязных клетках до тех пор, пока милосердная смерть не избавляла их от страданий.
    "Лагерь был окружен канавой. Того, кто осмеливался переходить ее, расстреливали на месте. За водой разрешали ходить по десять человек. Однажды, увидев, что "порядок" нарушен, полиция выстрелила в одиннадцатого. Это была девушка. "Ой, маменька, убили", — закричала она. Полицейский подошел и прикончил ее штыком".
    Тех, кому удалось выжить, посылали на самые тяжелые и мучительные работы.
    "Помню, как мы подъезжали к баракам. Я вел лошадь под узду, мама толкала телегу сзади. Мы убирали трупы за ноги и за руки, заваливали их на телегу, и, наполнив ее до краев, везли свой груз к яме и сбрасывали вниз". Елизавета Пикармер рассказывает: "Я со своей соседкой по дому и ее ребенком очутились у ямы первыми, несмотря па то, что в толпе мы стояли сотыми. Но в последнюю минуту появился румынский верхвой с бумажкой в руках и подскочил к конвоирам. И пленных повели дальше, на новые муки. На другой день всех нас бросили в реку. Отдав нашим мучителям последние вещи, мы купили себе право выйти из воды. Многие потом умерли от воспаления легких.
    В Доманевке румыны раздирали надвое детей, ухвативши за ноги, били о камень. У женщин отрезали груди. Заживо закапывали целые семьи или сжигали на кострах.
    Старику Фурману и 18-летней девушке Соне Кац было предложено танцевать, и за это им было обещано продлить жизнь. Но их жизнь длилась недолго, через часа два их повесили.
    Обреченные на смерть люди двигались как автоматы, теряли рассудок, бредили, галлюционировали.
    Коменданты села Гуляевки Лупеску и Плутонер Санду - еженощно посылали своих денщиков в лагерь за красивыми девушками. Утром они с особым наслаждением наблюдали их предсмертные муки.
    Сыпнотифозные валялись без присмотра. Смерть косила людей сотнями и трудно было отличить живого от мертвого и здорового от больного". Таня Рекочинская пишет брату в действующую армию: "Меня с моим мужем и двумя детьми в лютую, морозную зиму выгнали из квартиры и отправили этапом за 180 километров от Одессы, к Бугу. Грудной ребенок, девочка, в дороге умерла. Мальчика вместе с другими детьми этапа расстреляли. Мне досталась участь пережить все это".
    И этих ужасов еще недостаточно. В бредовое существование лагеря смерти, в безмолвие, нарушаемое стонами и хрипами умирающих, врывается тревожный крик: "Село оцеплено. Приехали румыны и немцы - колонисты из села Картакаева с пулеметами".
    Появляются полицейские верхом на лошадях и сгоняют всех евреев в один сарай, а оттуда к смертным окопам. Некоторые решают умереть гордо, не унижая себя мольбами о пощаде, не показывая палачам страха смерти. Другие хотят умереть сами. Бегут и бросаются в лиман. Мужчины успокаивают женщин, женщины детей. Кое-кто из самых маленьких смеется. И это детский смех кажется странным в обстановке кровавого побоища.
    Мамочка, куда это нас ведут? раздается звонкий голосок шестилетней девочки.
    Это нас, детка, переводят на новую квартиру, — успокаивает ее мать... Да, квартира эта глубокая и сырая. И никогда из окон этой квартиры не увидит ее дочка ни солнца, ни голубого неба.
    Но вот и окопы. Вся процедура человекоубийства производится с немецкой аккуратностью и точностью. Немцы и румыны, как хирурги перед операцией, надевают белые халаты и засучивают рукава. Смертников выстраивают у окопов, раздев их сначала донага. Люди стоят перед своими мучителями трепещущие, нагие и ждут смерти.
    На детей не тратят свинца. Им разбивают головки о столбы и деревья, кидают живыми в разведенные для этого костры. Матерей отталкивают и убивают не сразу, давая раньше истечь кровью их бедным сердцам при виде смерти малюток".
    Особой жестокосгью отличалась одна немка-колонистка, раскулаченная жительница села Картакаева. "Она как бы пьянела от собственной жестокости и с дикими криками разбивала детские головки прикладами с такой силой, что мозги разбрасывались на большое расстояние".






  •   ©1996-2007   Megapolis Org   E-mail:   info@megapolis.org